Сколь сладко знать, о дети,
Что днесь за сей мой труд —
В Цензурном Комитете
Мне шею не натрут!
Но предваряю все же,
Во избежанье драм —
Читать сие негоже
Ушедшим цензорам!
Зане, аз многогрешен,
За труд сей при царе —
Эх, был бы аз повешен,
На первом фонаре.
Историей Романова
Всяк школьник умудрен
И предков царских заново
Тревожить не резон.
Об их юдоли райской
И о земных делах —
Товарищ Иловайский
Без удержу писах.
Тягаться не желая
С «Историей» его, —
Мы - царством Николая
Займёмся оттого.
И днесь, свой скоротечный
Мы начинаем труд,
— Гори, «Осрам» 100 свечный.
Стучи, мой «Ундервуд»!
Итак, в 20-м веке
Препакостной порой, —
Россией правил некий
Царь Николай 2-ой.
Царевы предки лично
Пришли с иной земли
И очень романтично
Себя они вели;
С экспрессией огромной,
Как будто на пари,
Тянулись к немкам томно
Российские цари.
И, в силу тех романов, —
Российский властелин —
Был — менее Романов
И более — Голштин.
Всяк мил в своем лишь стиле
(Не угодишь ведь всем)!
Одни — его любили,
Другие — не совсем!
Хоть к Истине путь труден
Мы скажем наперед:
— Любил его Распутин
И не любил народ!
Свободных дней виновник, —
Сей пресловутый царь –
Веселый был полковник
И мрачный Государь!
И у него, со слухов,
Порядок был таков:
То вызывал он духов,
То — змиев и слонов.
Но все ж гораздо хуже,
Что, с немцами возясь, —
Жена его к тому же,
Алисою звалась!..
Итак, продолжим снова
Сказание свое
Про старое царево
Веселое житье: —
Едва лишь только очи —
Царь протирал, — с утра -
До ночи, что есть мочи,
Кричали все «ура!»
И к царской спальне цугом,
От имени страны
Спешили друг за другом
Придворные чины.
И первым из холопов
(Новинка в сей среде),
Являлся Протопопов
С цветами и .....
За ним же, что есть силы,
И даже свыше сил, —
Качающийся Нилов
Со штопором спешил.
А дальше, вслед за ними,
Трусили на поклон:
И отче Питириме
И Фредерикс барон!
И стулья опрокинув,
Во всю скакали мочь:
Герр Штюрмер, Сухомлинов
И проч., и проч., и проч.
И, мучаясь отдышкой,
Ту скачку завершал —
С Кувакою подмышкой —
Воейков — генерал.
На половине ж датской
Alice, не без причин,
О чем-то по-немецки
Писала «нах Берлин»*.
И опускала веки,
Взглянув на полуштоф,
Что пил приятель некий
Madame de Virouboff **
* - в Берлин
** - мадам Вырубова
Но, вот самодержавно
Окончив туалет,
Царь шел легко и плавно
В рабочий кабинет.
И целый час с размаха
Подписывал дела …
- Эх, шапка Мономаха
Недаром тяжела!
Лишь только расписаться
Царь успевал, ан глядь:
Десяток делегаций
Вдруг надобно принять!...
Сверх них, в приемной царской
Царя волнуясь ждут:
Какой-то принц татарский
И груженый верблюд
И всем без прекословья,
Твердил монарх с утра:
— «Пью ваше, мол, здоровье
И, вообще, урра!..
(Весьма отметить ценно, —
Что всюду речь свою
Всегда и неизменно —
Кончал он словом «пью»).
На половине ж датской
Аliсе, не без причин,
О чем-то по немецки
Писала «нах Берлин».
И опускала веки,
Взглянув на полуштоф,
Что пил приятель некий
Madame de Virouboff
Для всяких делегаций,
Так завелось уж встарь, —
И — переодеваться
Был должен Государь.
Согласно строгой норме,
К гостям иных племен —
Чтоб выйти в русской форме?!
— Скандал и mauvais ton ! *
И бедный император,
Блюдя престиж страны,
Менял, как трансформатор
Мундиры и штаны!
* - дурной тон
За дверью же дворцовой
«Возлюбленный народ»
Все снова да и снова —
Подтягивал живот.
Но, плюнув на балансы
И плюнув на мораль,
Российские финансы
На барке плыли вдаль.
От плаванья такого
Худел наличный фонд
И падал наш целковый,
Как дама demi-mond .
И в грустном разговоре
Шептал народ, как встарь, —
— «Ох, горюшко нам, горе!
— Да, где же наш-то царь?»
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
В ту пору Сухомлинов,
Задорен и удал,
Дорогу до Берлина
На карте изучал
- «Эй, в ногу, мол, ребята!
Не выдадим своих!
- Эх вы-то мол, да я-то,
Да шапками мы их»!
О деле том поведал
И шею дав в залог,
Полковник Мясоедов
Ему весьма помог!
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
В ту пору, благосклонно
Открыт со всех сторон,
Сиял огнями томный
Клейнмихельский салон.
Шинели нервно скинув,
Тянулись гости в зал...
Бывал там Сухомлинов
И Штюрмер там бывал.
И каждый день в том зале
Прохвосты всех кокард
На ужин подавали
Россию «a la carte»
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
В ту пору Протопопов,
Среди дворцовых зал
Глазами скромно хлопав,
С портфелем флиртовал.
Портфель увидев близко,
Он, вмиг, потупил взгляд…
И пал тут, как модистка,
Почтенный депутат.
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
На половине ж датской
Аliсе, не без причин,
О чем-то по немецки
Писала «нах Берлин».
И опускала веки
Взглянув на полуштоф,
Что пил приятель некий
Madame de Virouboff
Был старец тот Григорий
Любим со всех сторон...
— Без всяких аллегорий —
Сплошной Декамерон!
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
В ту пору, в мрачном стиле
С утра и до утра –
Карандаши точили
Зловеще цензора.
И, прыгая жеманно
Пред цензорской толпой,
Газета, как Сусанна,
Белела наготой.
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
В ту пору по парадам,
Сквозь барабанный гул,
Срывалось сплошь и рядом
«Ура» - «на караул»...
Сквозя меж бед лещами —
Из сита — в решето,
Гуляли мы с «пажами
В гороховых пальто» ...
Была во время оно
Пропорция строга:
— На каждую персону —
Два с четвертью шпика!
Царя же, как булавку,
Носило наугад:
Из Петрограда — в Ставку,
Из Ставки — в Петроград!
Быстрее небылицы
Помчалась Быль… И вот, -
На улицы столицы
Вдруг высыпал народ.
Хоть «братцев» не скопляться
Просили пристава,
Ответили им «братцы»:
— «Да, как же, черта с два!»
Тогда им для острастки
Сказали гневно тут:
— «Пожалуйте-с в участок,
В участке разберут!»
Но «братцы» ждать не стали
Разбора их делам
И сами разобрали
Участки по камням!..
— Позвольте, где ж Правительство?
— Засели-с в кабинет!
— А где ж его величество?
— Pardon, их дома нет!
А где ж его величество?
В ту пору, вереницей,
Привычкам вопреки,
Носились по столице!
Вовсю грузовики.
И, погрузившись в думу,
Персоны в орденах
Тряслись уныло в Думу
На тех грузовиках.
Что час, то по персоне,
Груз умножался сей
И было в «Павильоне»
«Свидание друзей»,
— Позвольте, где ж Правительство?
— Засели-с в кабинет!
— А где ж его величество?
— Pardon , их дома нет!
Свершив дела такие,
Настала всюду тишь...
И лишь городовые
Постреливали с крыш.
Пугливей антилопы,
По крышам, наконец,
Вернулся Протопопов
В Таврический дворец.
— Позвольте, где ж Правительство?
— Простыл его и след!
— А где ж его величество?
— Pardon , их дома нет!
Но все-ж нашли царя-то!..
Во Пскове той порой
С царем у депутатов
Быль разговор такой:
- «Я очень озабочен!...
Что просит наша Русь?»
- «Отречься просит очень!»...
- «Ну ладно, отрекусь»!...
И, взяв перо, мгновенно
Царь написал, в присест,
Экспромтно-вдохновенный
Последний манифест:
- «Мы, царь всехристианский
И проч., и проч., и проч
Царь польский, князь финляндский
Уйти решили прочь!...
Пусть правит русским краем
Наш братец наперед!
О том оповещаем
«Возлюбленный народ».
И тут же, очень мило,
Услышавши « merci!»,
Он в пользу Михаила
Отрекся от Руси!
Явился к Михаилу
Весь цвет кадетских сил:
— «Эх, Господи помилуй,
Пожалте-с, Михаил»!...
Но Михаил в смущеньи
К кадетам выйдя в зал,
В ответ на предложенье –
Руками замахал.
Итак, в карман невзгоды!
Тоску ж за воротник!
- Да здравствует Свобода!
И «вив ля републик»!