|
We have the Parenthesis disease in our literature, too; and one may see cases of it every day in our books and newspapers: but with us it is the mark and sign of an unpracticed writer or a cloudy intellect, whereas with the Germans it is doubtless the mark and sign of a practiced pen and of the presence of that sort of luminous intellectual fog which stands for clearness among these people. For surely it is NOT clearness – it necessarily can't be clearness. Even a jury would have penetration enough to discover that. A writer's ideas must be a good deal confused, a good deal out of line and sequence, when he starts out to say that a man met a counselor's wife in the street, and then right in the midst of this so simple undertaking halts these approaching people and makes them stand still until he jots down an inventory of the woman's dress. That is manifestly absurd. It reminds a person of those dentists who secure your instant and breathless interest in a tooth by taking a grip on it with the forceps, and then stand there and drawl through a tedious anecdote before they give the dreaded jerk. Parentheses in literature and dentistry are in bad taste. |
Наша литература тоже отчасти подвержена этой заразе: случаи заболевания вводными предложениями встречаются повседневно в наших книгах и газетах; но у нас это указывает на неопытность автора и некоторое затмение ума, тогда как у немцев это, по видимому, свидетельство литературной изощренности и того фосфоресцирующего интеллектуального тумана, который выдает себя у них за ясность мысли. А между тем ни о какой ясности здесь не может быть и речи. У любого суда присяжных достанет соображения в этом разобраться. Какой ералаш в голове, какое несварение мозгов должно быть у человека, если, желая сказать, что кто то повстречал на улице жену советника, он вдруг перерывает естественный ход событии, своих героев на полдороге и не дает им с места сдвинуться, пока не отбарабанит целый список того, во что героиня была одета. Это явная нелепость. Невольно вспомнишь зубною врача, который, наложив щипцы на ваш зуб и пригвоздив к нему все ваше внимание, вдруг пустится рассказывать бесконечный анекдот, прежде чем сделать роковой рывок. Вводные предложения в зубоврачевании и в литературе одинаково свидетельствуют о дурном вкусе |
|
The Germans have another kind of parenthesis, which they make by splitting a verb in two and putting half of it at the beginning of an exciting chapter and the OTHER HALF at the end of it. Can any one conceive of anything more confusing than that? These things are called "separable verbs." The German grammar is blistered all over with separable verbs; and the wider the two portions of one of them are spread apart, the better the author of the crime is pleased with his performance. A favorite one is REISTE AB – which means departed. Here is an example which I culled from a novel and reduced to English: |
У немцев встречается еще одна разновидность скобок: глагол делят на две части, из которых первая ставится в начале увлекательного пассажа, а вторая приберегается к концу. |
| Трудно представить себе большую путаницу и неразбериху. Такие глаголы называются приставочными. Немецкая литература кишмя кишит приставочными глаголами. И чем дальше обе части глагола отскакивают одна от другой, тем больше доволен собой автор. Один из популярнейших глаголов этого типа reiste ab, что значит – уехал. Поясню на цитате другого романа, – я перевел ее на английский, значительно сократив: | |
|
"The trunks being now ready, he DE- after kissing his mother and sisters, and once more pressing to his bosom his adored Gretchen, who, dressed in simple white muslin, with a single tuberose in the ample folds of her rich brown hair, had tottered feebly down the stairs, still pale from the terror and excitement of the past evening, but longing to lay her poor aching head yet once again upon the breast of him whom she loved more dearly than life itself, PARTED." |
"Наконец чемоданы были уложены, и он – У -, поцеловав мать и сестер и снова прижав к груди возлюбленную Гретхен, которая в своем простеньком кисейном платьице, с единственной туберозой в пышных волнах густых волос, неровным, спотыкающимся шагом спустилась по лестнице, все еще бледная от ужасов и волнений вчерашнего вечера, но мечтая еще хоть раз приникнуть к груди того, кого она любила больше жизни,– ЕХАЛ". |
|
However, it is not well to dwell too much on the separable verbs. One is sure to lose his temper early; and if he sticks to the subject, and will not be warned, it will at last either soften his brain or petrify it. Personal pronouns and adjectives are a fruitful nuisance in this language, and should have been left out. For instance, the same sound, SIE, means YOU, and it means SHE, and it means HER, and it means IT, and it means THEY, and it means THEM. Think of the ragged poverty of a language which has to make one word do the work of six – and a poor little weak thing of only three letters at that. But mainly, think of the exasperation of never knowing which of these meanings the speaker is trying to convey. This explains why, whenever a person says SIE to me, I generally try to kill him, if a stranger. |
Однако не стоит задерживаться на приставочных глаголах. С ними всякое терпение потеряешь! А не послушаетесь моего доброго совета – не миновать вам размягчения мозга или затвердения. Личные местоимения и прилагательные тоже источник невообразимой путаницы, и желательно по возможности их упразднить. Так, например, одно и то же словечко означает "вы, означает "она", означает "ее", означает "оно", означает "они" и означает "их". Представьте же себе, как нищенски беден должен быть язык, где одно слово исполняет обязанности шести, будучи при том хилым, хрупким созданием из трех букв. А главное, представьте себе положение слушателей, которые не знают, о чем с ними говорят. Вот почему, когда я слышу обращенное ко мне словечко sie, я готов растерзать говорящего, особенно если мы незнакомы. |
|
Now observe the Adjective. Here was a case where simplicity would have been an advantage; therefore, for no other reason, the inventor of this language complicated it all he could. When we wish to speak of our "good friend or friends," in our enlightened tongue, we stick to the one form and have no trouble or hard feeling about it; but with the German tongue it is different. When a German gets his hands on an adjective, he declines it, and keeps on declining it until the common sense is all declined out of it. It is as bad as Latin. He says, for instance: |
Перехожу к прилагательным. Казалось бы, чего тут мудрить: чем проще, тем лучше. Но именно поэтому изобретатель злополучного немецкого языка все усложнил и запутал, как только мог. Возьмем выражение "наш добрый друг" или "наши добрые друзья". В нашем – просвещенном – языке существует одна лишь эта форма, и нам ее вполне хватает. Иное дело немецкий язык. Когда немцу попадает в руки прилагательное, он принимается склонять его на все лады, пока не досклоняется до абсурда. Это, если хотите, та же латынь. Так, он говорит |
|
SINGULAR |
Единственное число: |
|
Nominative – Mein gutER Freund, my good friend. |
Именительный: Mein guter Freund Родительный: Meines guten Freundes Дательный: Meinem guten Freunde Винительный: Meinen guten Freund. |
|
PLURAL |
Множественное число: |
|
N. – MeinE gutEN FreundE, my good friends. |
Именительный: Meine guten Freunde Родительный: Meiner guten Freunde Дательный: Meinen guten Freunden Винительный: Meine guten Freunde |
|
Now let the candidate for the asylum try to memorize those variations, and see how soon he will be elected. One might better go without friends in Germany than take all this trouble about them. I have shown what a bother it is to decline a good (male) friend; well this is only a third of the work, for there is a variety of new distortions of the adjective to be learned when the object is feminine, and still another when the object is neuter. Now there are more adjectives in this language than there are black cats in Switzerland, and they must all be as elaborately declined as the examples above suggested. Difficult? – troublesome? – these words cannot describe it. I heard a Californian student in Heidelberg say, in one of his calmest moods, that he would rather decline two drinks than one German adjective. |
Пусть кандидат в сумасшедший дом запомнит все эти варианты, и за его избрание можно быть спокойным. В Германии лучше вовсе не иметь друзей, чем столько с ними возиться. |
| Выше я показал, как адски трудно склонять "мой добрый друг"; но это лишь треть ожидающих вас неприятностей: ведь прилагательные бывают не только мужеского, но и женского и среднего рода и в зависимости от этого подвергаются все новым чудовищным искажениям. Прилагательных в этом языке больше, чем черных кошек в Швейцарии, и каждое из них так же обстоятельно склоняется, как и в указанном примере. Трудно? Хлопотливо?.. Словами этого не передашь! Один студент калифорниец говорил мне, что предпочтет уклониться от доброй выпивки, чем просклонять два немецких прилагательных. |
| Библиотека |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |